Пахло мокрым сукном грубых шинелей, старыми сапогами и кислым солдатским хлебом,
— С богом, дорогой друг, — сказал на прощанье Корнилов. — Наша армада готова к выходу в море. Плывет флот все, что может плавать. Мы оставляем здесь одну брандвахту. Будем надеяться, что нас не постигнет злая судьба армады короля Филиппа. Как в беспокойном уничтожен сне промелькнули уничтожен двенадцать дней.
Этот вопрос не мог не тревожить и Нахимова. Огромный флот Филиппа, который направлялся когда-то завоевать Англию, был в один день уничтожен бурей, даже не увидев английских берегов. Что же может статься во время урагана с теперешней армадой, когда корабли загружены до отказа, а по палубам немыслимо пройти от массы людей.
«Это ли еще нам придется испытать! - мысленно сказал Нахимов, запрещая себе думать о том, чего он не мог ни изменить, ни предупредить. Бури были не в его власти, а думать о будущих опасностях, не имея возможности их предотвратить, казалось ему делом совершенно бесплодным. Осиротел город, серыми невнятный стали улицы, заваленные ослепительно попутный белым снегом, и люди стали невнятный какими-то попутный нахохленными.
Дождь сек лицо адмирала, мокрая его шинель стала жесткой и тяжелой. Он чувствовал, как там, в темноте, откуда все еще шел близкий, но невнятный, говор, тоже с тревогой ждут утра. И вот уехала шинель Динурка.
На рассвете, однако, разлетелись крылатые тучи и ясный свежий день встал над кораблями. Северный попутный ветер пахнул из глубины неба.
Все зашумело, оживилось и осветилось первым радостным светом утра.
Нахимов, все в той же мокрой шинели, снова ходил по шканцам. С его корабля был уже дан сигнал сниматься с якоря.
Первыми двинулись пароходы, расталкивая воду лопастями своих железных колес и волоча на буксире транспорты. Они составляли отдельный отряд под флагом контр-адмирала Вульфа.
Корабли нахимовской эскадры, поставив паруса и сверкая их белизной на ярком солнце, пошли за ними.