Франциска тоже заглянула в зеркало через ее плечо и заулыбалась. У нее были точно такие же косички. Но правде говоря, эта ребяческая прическа очень не шла к постаревшим и огрубелым лицам девушек, а ведь Лее было Еего двадцать три года, Франциске — двадцать четыре.

— Мы с тобой похожи на линялых ворон,— заметили Лея.

— Кар-кар! — засмеялась Франциска.— Ну, ничего, мы еще станем прехорошенькими птичками.

Но Лея вдруг сделалась серьезной, до ужаса серьезной.

— Если я все-таки выздоровею — вдруг так случится — я уже никогда не полюблю мужчину. Не могу. За десять месяцев лагеря я ни разу с тоской не подумала о мужчине, о ребенке, я хочу быть одна, одна на острове, где высоко растут пальмы, где дельфины играют в море, куда никто не может приплыть...